Скачать книги издательства ««Захаров»»

Свидетельства главных участников заговора по избавлению России от рокового старца.

«Сегодня, ровно в 9 часов утра, ко мне приехал князь Юсупов… Он просидел у меня более двух часов. "Ваша речь не принесет тех результатов, которые вы ожидаете, – заявил он мне сразу. – Государь не любит, когда давят на его волю, и значение Распутина, надо думать, не только не уменьшится, но, наоборот, окрепнет, благодаря его безраздельному влиянию на Александру Федоровну, управляющую фактически сейчас государством, ибо государь занят в Ставке военными операциями". "Что же делать?" – заметил я. Он загадочно улыбнулся и, пристально посмотрев мне в глаза немигающим взглядом, процедил сквозь зубы: "Устранить Распутина". Я засмеялся…» Владимир Пуришкевич

Феликс Юсупов – офицер, аристократ, представитель древнего дворянского рода, супруг племянницы Николая II и он же – активный участник покушения на Григория Распутина, любимца царицы Александры Федоровны, пророка и врачевателя, влиятельного проходимца царского двора. В своих воспоминаниях, которые долгое время были доступны лишь ограниченному кругу специалистов (книга была издана в 1927г. в Париже), он раскрывает обстоятельства совершенного убийства. Несмотря на определенную предвзятость мнений автора, что объясняется его воззрениями, симпатиями и антипатиями, книга является своего рода документом эпохи, помогает понять и связать воедино многие факты минувшего времени.

Тексты печатаются полностью по изданиям:

1. «Дневник члена Государственной думы» Владимира Митрофановича Пуришкевича. Париж, 1924 год.

2. Ф.Ф.Юсупов «Конец Распутина». Париж, 1927 год.

Екатерина Романовна Дашкова, урожденная Воронцова (1743–1810), – одна из самых знаменитых русских женщин XVIII века. Подруга Екатерины Великой, глава двух академий, княгиня оставила яркий след как в культуре, так и в политике. Она принимала участие в дворцовом перевороте в пользу своей царственной приятельницы, много путешествовала по странам Западной Европы, завела знакомства с известными умами своего времени – Дени Дидро, Бенджамином Франклином, Адамом Смитом. И, наконец, написала свои мемуары – знаменитые «Записки».

В «Записках» имеются ценные сведения о времени царствования Петра III, о воцарении Екатерины II и роли Дашковой в перевороте, о полной интриг придворной жизни, подробности десятилетнего скитания княгини по Европе, зарисовки московского быта середины XVIII в., характеристики известных русских и европейских деятелей, с которыми автора мемуаров сталкивала судьба.

Константин Алексеевич Коровин (1861—1939) – знаменитый «русский импрессионист», театральный художник, талантливый писатель и мемуарист. Книга его воспоминаний охватывает детство, дореволюционную жизнь в России, портреты наставников и друзей, знаменитые мемуары о Шаляпине, путевые заметки и избранные рассказы.

Его любили, кажется, все! Художники, артисты, театральные деятели, писатели, которые между собой ладили далеко не всегда, с Коровиным дружили, невзирая на годы и расстояния. Целая галерея портретов, выписанных точно и с большой любовью, – Врубель, Серов, Горький, Савва Мамонтов, Репин, Шаляпин, Чехов…

Текст печатается без исправления неточностей по изданию «Константин Коровин вспоминает…». Издательство «Изобразительное искусство», 1990.

Влас Михайлович Дорошевич – современник Чехова, почти его ровесник. Сделал себе громкое имя как фельетонист в одесских газетах, а потом издатель Сытин, организовав газету «Русское слово», пригласил Дорошевича к себе.

Зарисовки Дорошевича о каторге сравнивают не только с чеховскими, что вполне предсказуемо, но и с «Колымскими рассказами» Варлама Шаламова, разумеется, с той разницей, что автор изучал каторгу хоть и близко, но все-таки извне. Цель у Дорошевича была совершенно конкретной – увидеть каторгу «такою, какова она есть», а не такой, какую чиновникам «будет угодно показать» ему. Увидеть и написать об этом.

«Сахалин» – это книга нравов. Дорошевич дает социологический срез каторги, описывает ее быт, типы каторжан и островного начальства, типологию преступлений и преступников, наказуемого и карающего, а также их сходство и легкость перехода из одной категории в другую.

Самое очевидное и самое горькое, что ты понимаешь, читая эту книгу, это то, что она не устарела и спустя столетие. И сейчас выжить в условиях нашей пенитенциарной системы невероятно сложно. А выжить, не потеряв человечный облик, – еще сложнее.

Петр Андреевич Каратыгин (1805–1879) – потомственный актер, драматург, педагог, мемуарист – вспоминает молодость – свою и русского театра.

В начале XIX века меняется вся картина театральной жизни в России: увеличивается количество театральных трупп, расширяется состав актеров. Специально для сцены знаменитые авторы пишут, переводят и адаптируют произведения самых разных жанров. Сцена начинает остро нуждаться в профессионалах, и их воспитывают в Петербургском театральном училище. В Москве и Петербурге открываются Императорские театры, в труппы которых приглашают наиболее способных и талантливых выпускников училища.

Императорские театры, несмотря на свое пышное название, мало отличались от нынешних театров в плане взаимоотношений актеров между собой: кипели те же страсти, устраивались розыгрыши, плелись интриги.

Перед вами своего рода энциклопедия целой театральной эпохи. Как Крылов воспринимал «экранизации» своих басен? Откуда взялось выражение «игра не стоит свеч»? Любили ли Грибоедова его более популярные современники?.. Об этом и о многом другом рассказывает Петр Андреевич Каратыгин с присущими ему остроумием, иронией и наблюдательностью.

Елена Афанасьева, журналист, педагог и автор нескольких книг, рассказала свою очень личную – иногда на грани фола – историю, необходимую тем, кто растерялся, столкнувшись с необратимыми изменениями в характере своих мам и пап, бабушек и дедушек.

Это книга о том, что происходит с нами, когда самые близкие люди уходят от нас, физически оставаясь рядом. О том, как эту ситуацию принять и как с ней жить дальше, не сойдя с ума самому.

Помимо истории автора, в книге собраны рассказы самых разных людей, которые решились поделиться своим опытом: тут и Любовь Аркус, и Митя Алешковский, и Анна Терехова, и множество непубличных историй.

А кроме того, несомненно, полезны будут читателям комментарии врачей (психиатра, геронтолога, невропатолога) и других специалистов.

На что надеется человек, книга стихов которого выходит из печати? Он надеется на множество или даже два множества читателей, выстроившихся в три или даже в четыре очереди перед прилавками книжных магазинов, в его голове раздаются крики «Больше одной книги в руки не давать!» или «За мной велели не занимать! Тираж кончается!», рука его непроизвольно двигается, как бы подписывая бесчисленные экземпляры еще пахнущие типографской краской и клеем, с губ его не сходит улыбка, которую он не переставая дарит воображаемым читателям, перед его затуманенным взором предстают аршинные заголовки газет и в ту же минуту по улицам курьеры, курьеры, курьеры… Тридцать пять тысяч одних курьеров! Короче говоря, он надеется на чудо или даже три чуда, которые, скорее всего, не случатся, но кто может запретить ему надеяться? Никто.

Много было сказано и много пошучено про парадоксально вдохновляющую роль свалившегося на нас год назад ковидного карантина. Ну и про «Болдинскую осень», само собой…

Но дело в том, что комуто ведь и на самом деле удалось преобразовать тоску и тревожность этих дней и месяцев в заметную и продуктивную творческую энергию.

Андрей Бильжо – один из этих счастливцев.

В этой книге появляется действительно какой-то новый Бильжо – с новой энергией, с новыми жанрами, с новой интонацией. Новую интонацию обрели не только его СКАЗКИ и СТИХИ. Да, да, стихи! Даром что автор называет их «Не поэзия», это еще какая поэзия!

Совсем новую, энергичную интонацию получила и ГРАФИКА художника.

Новая книга называется «Не снимая маску».

Очень правильное название во всех отношениях, включая санитарногигиеническое.

И я как законопослушный гражданин тоже не снимаю маску.

Я снимаю шляпу.

Лев Рубинштейн

Содержит нецензурную брань!

Константин Алексеевич Коровин (1861—1939) – «русский импрессионист», театральный художник, писатель и мемуарист. Коровин очень разный – не только в своей живописи, но и в прозе. Гомерически смешные приключения друзей-охотников сменяются лиричными историями о любви, городскими зарисовками и рассказами об удивительных повадках зверей. Отдельную главу составляют записки о революции 1917 года: это интонация наблюдателя, мирного человека, который изо всех сил пробует понять и принять новое время и – не понимает!

Это вторая книга Константина Коровина, изданная в «Захарове». В первую вошли воспоминания о детстве, дореволюционной жизни в России, портреты наставников и друзей, мемуары о Шаляпине, путевые заметки и избранные рассказы.

Текст печатается по изданию: Константин Коровин «То было давно… Там в России…»

Сергей Гречишкин родился и вырос в Ленинграде 1970–80-х годов. Филолог-китаист по образованию, он юношей покинул Советский Союз и с тех пор живёт за границей – в Китае, Франции, Англии и Сингапуре – и работает в инвестиционно-банковской сфере. Эта книга – его воспоминания о советском детстве. В ней – ироничный и серьёзный взгляд современного взрослого человека на солнечное советское детство за железным занавесом, когда обыденным и нормальным казалось то, что сейчас кажется невозможным.

Татьяна Александровна Аксакова (урожденная Сиверс) (1892–1981) – русская аристократка, дочь статского советника, генеалога и нумизмата Александра Александровича Сиверса. В 1914 году вышла замуж за Бориса Сергеевича Аксакова из рода Аксаковых и взяла фамилию мужа. Она прожила тяжелую жизнь, полную лишений и утрат: счастливое петербургское детство и московская юность сменились в 1935 году арестом и приговором к пяти годам ссылки, которую она отбывала в Саратове; в 1937 году вновь была арестована и приговорена к восьми годам исправительно-трудового лагеря; в 1943-м по болезни – досрочно освобождена и выслана в Вятские Поляны, в Кировской области, где и начала писать свою хронику. В 1957 году была полностью реабилитирована и в 1967 году вернулась в Ленинград. Умерла и похоронена в Ижевске на Южном кладбище, могила утрачена. Ее воспоминания – с конца девятнадцатого века до 60-х годов двадцатого – один из лучших образцов ныне забытого жанра «семейной хроники» и один из лучших мемуаров о том сначала безоблачном, а потом грозовом времени, в котором Татьяне Александровне выпало жить. Вообще судьба «Семейной хроники» несет в себе много непонятного. Она впервые вышла небольшим тиражом в Париже, в издательстве «Atheneum», в 1988 году. В 2005 году – в издательстве «Территория» тиражом в 1000 экз., удивительно маленьким по тем временам. В 2006-м издательство «Индрик» выпустило «Семейные хроники» тиражом еще меньше – 800 экз. Неудивительно, что прочесть эту книгу можно было, только скачав ее из интернета.

Любить нашу родину по-настоящему, при этом проживая в самой ее середине (чтобы не сказать – глубине), – дело непростое, написала как-то Галина Юзефович об авторе, чью книгу вы держите сейчас в руках. И с каждым годом и с каждой изданной книгой эта мысль делается все более верной и – грустной?..

Михаил Бару, лауреат премии им. Исаака Бабеля (2019), родился в 1958 году, окончил МХТИ, работал в Пущино, защитил диссертацию и, несмотря на растущую популярность и убедительные тиражи, продолжает работать по специальности, любя химию, да и не слишком доверяя писательству как ремеслу, способному прокормить в наших пенатах.

Если про Моне можно сказать, что он пишет свет, про Михаила Бару можно сказать, что он пишет – тишину. Во всяком случае, когда читаешь его миниатюры, белый шум, сопровождающий тебя всю жизнь, куда-то исчезает, начинаешь дышать глубже и словно заворачиваешься в невесомое и теплое одеяло. Дача, деревня, печка и рецепт рябиновки, летний вечер в городе, специальные музейные старушки – и тут же рассказ о том, что было бы, женись Александр Сергеевич не на Наталье, а на Анне Николаевне… Путешествие, которое можно начать в любую минуту и с любого места.

Эта книга – автобиография нашей современницы Ольги Романовой. Журналистка, дважды лауреат премии ТЭФИ, создатель и директор Благотворительного фонда помощи осужденным и их семьям «Русь Сидящая», лауреат премий имени Буцериуса (Гамбург), имени Гайдара (Москва), имени Сафо (Копенгаген), имени Артёма Боровика (Москва), премии Московской Хельсинкской группы и премии фонда «Либеральная миссия». Это то – что на поверхности, анкетные данные. Ну а жизнь, чувства, мысли? Эта книга – только о них. С детства до сегодняшнего дня Ольга Романова проживает перед нами свою жизнь, очищенную от шелухи анкет и расхожих мифов. Да не всё рассказано, и конечно, наверное, не всё объективно, как любая автобиография. Но предельно откровенно о том, о чем она решила рассказать нам, своим читателям и современникам. Они взяли меня за шкирку и хорошенько встряхнули. Сначала эти три ведьмы. Потом ещё одна. И ещё. Что ж, выхода у меня не было. Но сдаваться тоже было нельзя. Я жёстко сопротивлялась. Меняла тактику и игнорировала их. Или ругалась и кусалась. Обманывала: говорила, что сделаю, – и не делала. А потом я сдалась и сделала то, чего они от меня хотели. Написала эту книгу. Я не собиралась быть откровенной. Но уж так вышло. Иначе они не отстали бы. Спасибо вам, ведьмы. Мои подруги, которые были со мной, когда я почти сдалась. Но я сдалась только им, и только в этом. Когда я вырасту, я тоже стану ведьмой. Ольга Романова

Алексей Беляков работал в Vogue, Tatler, Harper’s Bazaar, он автор нескольких книг, первая – «Алка, Аллочка, Алла Борисовна» – бестселлер в жанре нонфикшн в 90-е годы, блогер – яркий, острый, с неповторимым стилем и сугубо своими темами. Отец троих детей, который давно собирался сочинить для них сказочную повесть, а вместо этого написал письма к младшей дочери. И поверьте, это совсем не детское чтение…

Роман «Агами» снова погружает нас в мир антиутопии «Сфумато». Добро пожаловать в Россию 2044 года. Страну закрытых границ и кластеров. Страну сфумато. Агами – место вожделенной свободы, та граница, которая разламывает мир на две половины. То место, куда можно попасть, только пройдя через Сфумато. Пройдя через бунт. Бунт не бывает осмысленным и милосердным. Но если он успешен, то зовется иначе.

Михаил Бару – поэт, прозаик и… инженер-химик. Родился в 1958 году, окончил МХТИ, работал в Пущино, защитил диссертацию и продолжает работать по специальности, несмотря на растущую литературную популярность: в 2019 году стал лауреатом премии им. Исаака Бабеля.

«Юмор Михаила Бару – особого свойства. На первый взгляд, он традиционно по-еврейски мудр и печален. На второй взгляд, кстати, тоже. Но уже на третий взгляд становится ясно, что этот юмор мог родиться только в России, он неотъемлемая часть нашего трудного и неповторимого быта и даже бытия…»

Александр Житинский

В феврале 1949 года в Королевском дворце в Стокгольме в возрасте 91 года умер Аксель Мунте. Он умер затворником, но еще при жизни стал легендой. Начало легенды было заложено, когда он, двадцати с небольшим лет, прочитал в «Таймсе» заметку об эпидемии холеры в Италии и, прервав свой медовый месяц, бросился спасать жизни в пораженном холерой Неаполе. Когда-то ему приснилось, что он будет жить в светлой вилле высоко над морем, там, где некогда жил Тиберий. И что он сам, своими руками, построит эту виллу. И он ее построил. И прожил там многие годы, спасая людей, животных и птиц. И при этом он был врачом шведской королевской семьи и многих высокопоставленных особ, приближенных к королевским домам Европы.

В 1929 году, когда вышла книга «Легенда о Сан-Микеле», магнетическое влияние Мунте распространилось на миллионы людей, прочитавших книгу. С тех пор она переиздается на разных языках уже более 90 лет. Но чем притягивает к себе эта книга – загадка. Ведь умения владеть словом и строить сюжет – недостаточно для успеха. Нужно что-то особенное, что дается только избранным. Аксель Мунте написал автобиографическую книгу. Правда эту книгу можно назвать и записками врача, и записками мистика, и записками пересмешника… И записками ребенка, не захотевшего стать взрослым… Прочтите «Легенду о Сан-Микеле», и, быть может, именно вам удастся разгадать ее загадку.

Время действия трёх трагикомических текстов книги – 70-е годы ХХ века, а рассказывать, о чём писал Фридрих Горенштейн (1932, Киев – 2002, Берлин), – занятие вполне бессмысленное, и чтобы в этом убедиться, достаточно прочитать первую фразу этой книги. В дневнике Андрея Тарковского, для которого Горенштейн писал монологи Андрея Рублёва и сценарий «Соляриса», есть такая запись: «Вне сомнений: он – гений!»

Дорогие мамы и папы, мальчики и девочки!

Вы – молодцы! Вы купили замечательную книжку! И ОЧЕНЬ ЗНАМЕНИТУЮ. В стране Голландии нет ни одной мамы, ни одного папы, ни одного мальчика и ни одной девочки, которые бы не знали и не любили смешных и интересных историй про Сашу и Машу. Только в Голландии этих детей зовут Йип и Йанеке… Трудные имена, правда? Поэтому мы решили, что в России их будут звать Саша и Маша.

Написала эту книжку Анни М.Г.Шмидт. Самая знаменитая голландская писательница. Она написала очень много разных историй и сказок, и даже получила самую главную премию всех детских писателей в мире – имени Ганса Христиана Андерсена.

Мы надеемся, что книжка про Сашу и Машу вам понравится. И не расстраивайтесь, что она так быстро закончилась – мы приготовили для вас еще много смешных приключений этих детей.

Издательство «Захаров»

«Антиутопия, также дистопия (Dystopia букв. „плохое место“ от греч. „отрицание“ + греч. „место“) и какотопия (Kakotopia от греч. „плохой“) – сообщество или общество, представляющееся нежелательным, отталкивающим или пугающим. Для антиутопий характерны дегуманизация, тоталитарная система правления, экологические катастрофы и другие явления, связанные с упадком общества» («Википедия»).

Страна меняется неизбежно, быстро, акторы изменений суетливы и нерасчетливы. За этим наблюдают те, кто спокоен. Пока наблюдают. Горизонт их планирования далек. Ни первые, ни вторые – не хорошие и не плохие. Все хотят остаться в живых. Все хотят сохранить то, что имеют. И тяжелее всех будет тем, кто хочет сохранить много.

Алексей Федяров

Плохое место. Проклятое место. Здесь живут призраки прошлого, и порой они живее всех живых. Очертания будущего размыты, и мы идем, крепко держа за костлявую руку скелет из нашего общего шкафа.

Эта книга – секретный генеральный план развития страны, случайно попавший в руки автора.

Готовьтесь.

Дневник француза Мориса Палеолога (1859—1944) – обязательное чтение для всех, кто интересуется историей России начала ХХ века.

Во-первых, это первоисточник – Палеолог был в 1914—1917 годах послом при русском дворе и обладал информацией, как редко кто другой. Во-вторых, это большой литературный труд – недаром Палеолог был не только кадровым дипломатом, но и «бессмертным», то есть членом Французской академии. В-третьих, это одна из тех «главных» книг, по которым Запад и по сей день знакомится с русской жизнью. И наконец, дневник Палеолога был издан по-русски еще в 1923 году, но около половины текста оказалось изъято, а некоторые места, наоборот, вписаны.

В настоящем издании текст Мориса Палеолога воспроизведен полностью – без купюр и исправлений.

Самая логичная, последовательная и цепкая вещь в жизни – история. Она не знает исключения из правила: всё имеет свои корни, случайностей не бывает. Просто некоторые счастливо избегают возможности убедиться в этом на личном опыте. Герои первой книги этой серии от встречи с прошлым уклониться не смогли. История позднего Советского Союза, превратившегося в постсоветское нечто, мир грязных денег, перетекающих из одной страны в другую, и тех, кто этими «перетеканиями» управляет, – всё это стало их личной драмой. За ними остался только выбор – сдаться или сопротивляться. И эту дилемму им предстоит решать еще долго…

Богдановичей – Евгения Васильевича (1829–1914) и его жену Александру Викторовну (1846–1914) – знал весь Петербург. Генерал Богданович, чиновник министерства внутренних дел, тайный советник, староста Исаакиевского собора, рьяный монархист, издатель и публицист, был хозяином известнейшего политического салона, просуществовавшего более полувека – с 1860-х годов почти до Первой мировой войны. «Бесчисленные связи и знакомства сделали незаметно мой дом сборным местом всего, что есть патриотического в нашем Отечестве… Все у меня бывают, встречаются, сходятся, спорят, завтракают за одним столом и обмениваются сведениями, мыслями, пожеланиями… Ни одно событие, мало-мальски достойное внимания, не минует моего дома, и нет ни одной газеты, которая не отставала бы от разговоров “у генерала Богдановича”».

Вследствие этого Богдановичи были весьма осведомленными людьми, а Александра Викторовна долгие годы вела дневник, куда аккуратно и тщательно заносила многое из того, что слышала от гостей – министров, губернаторов, военачальников, служащих дворцового ведомства, церковных иерархов, дипломатов, журналистов, коммерсантов, депутатов и пр.

Ее записи (политического, светского, бытового характера), находящиеся в Российском государственном историческом архиве в Санкт-Петербурге, исчисляются сотнями. Дневники, охватывающие события с 1879 по 1912 год (с купюрами и без тетрадей за 1882–1887 гг., которые, вероятно, утрачены), впервые были опубликованы под названием «Три последних самодержца» в 1924 году. С тех пор трудно найти автора, пишущего о последних годах империи, который не ссылался бы на записки генеральши Богданович.

Дочь графа, жена сенатора, племянница последнего польского короля Станислава Понятовского, Анна Потоцкая (1779–1867) самим своим происхождением была предназначена для роли, которую она так блистательно играла в польском и французском обществе. Красивая, яркая, умная, отважная, она страстно любила свою несчастную родину и, не теряя надежды на ее возрождение, до конца оставалась преданной Наполеону, с которым не только она эти надежды связывала. Свидетельница великих событий – она жила в Варшаве и Париже – графиня Потоцкая описала их с чисто женским вниманием к значимым, хоть и мелким деталям. Взгляд, манера общения, случайно вырвавшееся словечко говорят ей о человеке гораздо больше его «парадного» портрета, и мы с неизменным интересом следуем за ней в ее точных наблюдениях и смелых выводах. Любопытны, свежи и непривычны современному глазу характеристики Наполеона, Марии Луизы, Александра I, графини Валевской, Мюрата, Талейрана, великого князя Константина, Новосильцева и многих других представителей той беспокойной эпохи, в которой, по словам графини «смешалось столько радостных воспоминаний и отчаянных криков».