Скачать книги категории «Научная фантастика»

«Я дриммейкер, и этим все сказано. Обожаю свою работу, а «Фрэнд» беззаветно любит деньги – на чем и сходимся.

Тяну по глотку кофе, настраиваюсь на процесс, пялюсь в окно. С двадцатого этажа море кажется бесконечным. Как Сеть. Только плавать я не умею, хоть и прожила всю жизнь в Одессе, зато в Сети ориентируюсь с закрытыми глазами. И любого за собой туда утяну. Здесь мои жалкие сорок восемь килограмм и двадцать три года не помеха – никто слабачкой не назовет. Если я, конечно, этого не захочу…»

«Восточный ветер дышал напористо – дождь накатывал волнами, затрудняя человеку полет, он летел медленно, тяжело, почти увязая в темноте. Холодная река упруго билась внизу, словно тысячи маленьких ядерных взрывов рвали скалистое дно. Над этой бездной он и сам почти стал рекой, растворился в ветре. Слева горели огни большого города, сквозь завесу дождя они мерцали и казались звездами. А настоящие звезды лежали где-то за гранью непогоды, и кто знает, чего еще он не мог уловить в нынешнем вихре…»

«Вольсингам стоял на центральной площади и глядел в темно-синее ночное небо. Небо смотрело в глаза Вольсингаму белыми огоньками звезд. Кругом медленно оплывал Город – распадался трухой, расползался рыхлыми сугробами и кучами гнили, пеньками, обросшими рыжим грибом. От Города несло плесенью, тленом, смертью несло – но небо оставалось чистым. А за спиной Вольсингама черной громадой торчало здание собора. Оно не опадало и не расплывалось, оно, наоборот, ширилось, росло, тщилось дотянуться до неба острыми башенками – но небо было неприступно…»

«Работаем тихо. Пришли и ушли, а потом – фейерверк. Мы займемся объектом, Чертяка – «цветами». И, ребята, умоляю, никаких подвигов!

Какие мудрые были слова! Как сладко они звучали! Просто песня! Помню, аж прибалдел, пока слушал это напутствие перед высадкой. Не зря же у полковника весь кабинет книгами уставлен. Он и говорит как по писаному – гладенько, умно, красиво. И, главное, искренне, от души. Никаких матюков, никакой грязи. Грамотная литературная речь интеллигентного профессора-лингвиста…»

«А́уа́у забыл о раскопках, когда заметил Э́уэ́у. Повернулся и полностью сосредоточился на ней, уронив окаменелость под себя.

О, Великая Сфера!..»

«На пятый день Глаша умерла.

Мама сказала, что мы не будем ее есть, потому что в ней слишком много нуклеотидов, а я даже обрадовалась. Потому что Глаша мяукала и мурчала и ловила бантик, когда я его на веревочку привязывала. За что же ее есть? К тому же еда у нас еще была, хотя и не так много, как в самом начале…»

«У Джека сегодня верховодила злая голова. Скорее всего, именно это спасло ему и Джилл жизни.

Возможно также, что еще дело было в том, что Джек имел четыре гибких кольчатых руки, три ноги, покрытое моноволоконными пластинами цилиндрическое тело, скрывающее некоторое количество органики, термоядерный реактор на четверть тераватта и четырехствольный плазменный мушкет. И три головы в оболочках из многослойного полиамида…»

«Антон Волошин в который раз взглянул на обзорные экраны. Корабль сел недалеко от края плато. Внизу под обрывом светилось, отражая закатный свет местной звезды, большое озеро. Бесконечная саванна с редкими купами деревьев простиралась до самого горизонта. Справа за озером виднелись высокие острые конусы – колония местных жителей, антерритов…»

«Утром Гноил задушил жену.

Она лежала на животе, а он сидел сверху, крепче стискивая панцирь. Клешни ее впивались в твердь, вырывая огромные студенистые куски почвы. Пот бежал по лицу, плечам, спине Гноила, превращаясь в стебли и пытаясь укорениться в извивающемся теле. Аммониты почуяли добычу и с легким свистом плыли в вышине, бросая тень на Сад. Молодые и полупрозрачные, с темными зигзагами на раковинах, тянули к задыхающейся нефелим щупальца, а старые, огромные, с потрескавшимися краями, терпеливо ожидали исхода. Наконец панцирь лопнул, Гноиловы пальцы уперлись в плоть. Тело затихло…»

«– Та-а-ак… Задание уровня «А», экзаменационное. – Математичка вывела данные на виртуальную доску. – Собрались, подумали. Решать пойдет…

Андрей поднял руку. Учительница скользнула по нему равнодушными совиными глазками. За спиной прошипели:

– Слышь, убогий, не боишься мозжечок перенапрячь? Это тебе не таблица умножения!..»

«Джейт размеренно шагал по Бонд-стрит, толкая впереди себя тачку, и металлический звук его тяжёлых шагов гулким эхом метался между пустых домов.

Колёса тачки подскакивали на булыжниках мостовой так, что сложенные внутрь образцы грозили вывалиться на землю. Но Джейт внимательно следил за тем, чтобы драгоценная поклажа не упала и не получила повреждений – найти пригодный для опытов материал изо дня в день становилось всё труднее…»

«…Юкка вошла в кабинет. На щеках девушки проступал сигнальный румянец.

– Я опоздала, – сообщила она убитым голосом, – будильник сработал, но я отключила его и продолжила спать.

Юкка мне нравилась. Я тут же ударил её по лицу. Это самая быстрая расплата за проступок. И, если подумать, самая безобидная…»

«Всем нужна забота.

Добрейшая Нерва деликатно постучалась и, не дожидаясь ответа, вошла. Не поленилась милая женщина, испекла для Гая пирог с кроликом и брокколи. Заметила в углу истоптанный черный костюм, который Гай сорвал с себя, вернувшись из крематория. С мягкой укоризной гостья напомнила Гаю, как важно джентльмену поддерживать порядок в доме, и тут же предложила немедленную помощь…»

«Развевающиеся на ветру лохмотья едва прикрывали спину оборванца. Пустырник содрогнулся от омерзения: разве можно доводить до такого состояния собственную одежду?

– Пять тысяч семьсот тридцать два, – пробормотал оборванец, сидя спиной к Пустырнику. Тут же продолжил:

– Пять тысяч семьсот тридцать три, пять тысяч семьсот тридцать четыре…»

«Лес начинался сразу за оградой лицея. Толстенные, вполобхвата, покрытые красноватой корой стволы возносились до самого поднебесья, чтобы там рассыпаться пушистой, роняющей длинные острые хвоинки кроной. Не верилось, что лес этот рукотворный и каких-то двести лет назад от лицейского парка и до самой реки простиралась песчаная пустошь. Хотя ни лицея, ни парка тогда тем более не было…»

«Она сидела на камне в десяти метрах от дороги и плакала. Проезжая мимо, Геннадий Цветков ощутил какое-то неудобство, вроде того, которое испытывают здоровые, навещая больных, счастливчики в присутствии несчастных, выжившие при встрече с мертвыми. Он знал, что от этого никуда не деться, пока ты окончательно не превратился в камень, но в то же время не мог же он сочувствовать всем. Шесть миллиардов больных или несчастных, еще больше мертвецов. Не хватит никаких сожалений, никакого сердца, никаких слез. Надо сцепить зубы и ехать дальше. Кто знает, не настанет ли вскоре время жалеть себя? На жалость со стороны других рассчитывать не приходилось – официально гражданина Цветкова попросту не существовало…»

«Хомяк определенно был дохлым. Крохотный лохматый комок, рвано окрашенный в рыжее с белым, валялся ровно посередине аквариума, здрав кверху скрюченные когтистые лапки. Верхняя губа зверька упала, обнажая длинные желтые зубы, страшные и некрасивые. Предсмертный оскал маленького зловредного грызуна. Оставалась еще небольшая надежда, что если потыкать его какой-нибудь палочкой, он вдруг возьмет да оживет, но… Впрочем, какого черта? Не отрывая взгляда от окоченевшего тельца, где-то глубоко внутри надеясь, что хомяк вот-вот перевернется, зевнет и невозмутимо начнет заниматься своими хомячьими делами, я нащупал органайзер и наугад выудил из него первый попавшийся карандаш. Чувствуя себя живодером, я склонился над аквариумом и осторожно потыкал хомяка острым грифелем. Паршивец, естественно, не ожил, не заверещал и не кинулся прятаться в ворох газетных клочков, с любовью нарезанных Леськой…»

«Дорога упёрлась в КПП, окружённый чёрными деревьями, тянущими к небу голые ветви. Будка, шлагбаум, часовой в плащ-палатке. Нависают серые тучи, еще чуть-чуть, и коснутся тускло блестящей стали штыка над плечом часового. Над рекой туман; противоположного берега не видно. Мост за КПП тонет в белой пелене.

Срываясь на бег, Воронина обогнал какой-то гражданский.

– Товарищ, пропустите, мне очень, очень надо! Мне давно пора туда, меня там ждут! Я осознал, я искупил! Я карантин прошёл… почти. Товарищ! Я…»

«Никогда мемуаров не писал. Да что за на хрен – мемуары! Мне тридцать лет! Но агент сказал – надо, юрист сказал – надо, и президент намекал, вроде… или нет? Их, политиков, на трезвую голову разве поймёшь?

Конечно, писатель из меня никакой. Вот, даже рука болит – печатать. Отвык. Да и не важно это, главное скелет набросать. Я же теперь, блин, мультимиллионер! Мне специальный чел всё это будет прописывать, с этими… деепричастиями. При таком количестве бабок, захочу – будет в стиле тёмной башни, захочу – Гарри Поттера. От, так сказать, создателя…»

«Президентский кортеж, сверкая синими и красными огнями мигалок, оглашая окрестности натужным взревыванием клаксонов и утробным подвыванием сирен, вырулил на Центральную улицу со стороны Цветочной площади.

Впереди неслась бело-синяя машина жандармерии – на тот случай, если кто-то еще не свернул в сторону с трассы движения VIP-автопоезда, не припарковал авто на обочине или не юркнул торопливо в какой-нибудь боковой проезд. Но таковых на всем протяжении Центральной пока не наблюдалось – жители столицы уже хорошо усвоили, что оказаться на пути следования президентского кортежа, мягко говоря, не совсем безопасно…»

«Гость появляется на исходе восемьдесят пятого дня. Гостями визитёров придумал называть Пузатый Вилли. Не помню уже, на каком цикле. До этого мы говорили жертвы.

Первые минуты визита – самая умора. Особенно если снаружи зима – вот как сейчас. Гость влетает в капсулу на лыжах и с ходу суётся мордой в траву. Смешно до колик. У Вилли трясётся от хохота пузо. Рыжий Клаус подхихикивает, серьёзным остаюсь лишь я. В отличие от этих дебилов, мне жалко гостей. Ну не то чтобы очень, но я им хотя бы сочувствую…»

«Верить в Ленкины сказки – себя не уважать. Толян знал это прекрасно. Ещё бы не знать – пять лет в одном классе проучились! Сказка о заколдованном месте на Королевской скале была ничем не лучше других – послушать и забыть. Если бы не Русик.

Началось всё с того, что футбольный матч с седьмым отрядом они позорно продули, проиграли со счётом 6:1. Из-за Русика. Так решили все ребята – Игнат, Жека, Серёга Длинный. Подходили и говорили по очереди:

– Слабак! По мячу ударить не можешь, что ли? Тебе сеточку между ног привязать, а, дистроф?..»

«В гостиничном номере прохладно и пахнет свежим постельным бельем. Шторы задернуты неплотно, бледный свет улицы струится через узкую прорезь. Не снимая высоких шнурованных ботинок, мужчина подходит к окну. Дорожная сумка плавно опускается на мягкий ковер. Левой рукой он одергивает штору, и свет улицы пробивает безразличие комнаты…»

«…Над дельтой Окаванго заходило солнце. Днем у !Хи было большое преимущество: антилопа перегревалась и не могла быстро бежать, а !Хи мог охлаждаться, поливая себя водой из пластиковой бутылки, а то и прихлебывая пару-тройку глотков. Ночью это преимущество терялось, так что охота грозила затянуться до утра, а то и на первую половину следующего дня. Ну и ладно, если кому-то что-то потребуется, меня найдут…»