Скачать книги серии «Научная библиотека»

Если рассматривать науку как поле свободной конкуренции идей, то закономерно писать ее историю как историю «победителей» – ученых, совершивших большие открытия и добившихся всеобщего признания. Однако в реальности работа ученого зависит не только от таланта и трудолюбия, но и от места в научной иерархии, а также от внешних обстоятельств, в частности от политики государства. Особенно важно учитывать это при исследовании гуманитарной науки в СССР, благосклонной лишь к тем, кто безоговорочно разделял догмы марксистско-ленинской идеологии и не отклонялся от линии партии. В книге С. Криха рассказывается о судьбах советских историков древности, прежде всего тех, кто остался на периферии научной жизни. Среди них были как истинные нонконформисты, так и тяготевшие к мейнстриму, но не сумевшие в него встроиться. Автор подробно рассматривает стратегии поведения «периферийных» историков, процессы взаимодействия «периферии» и «ядра» и, наконец, тенденции развития (или угасания) идей в советской исторической науке о древности. Изучение этого материала позволяет по-новому ответить на вопрос, что же в итоге получилось у советской исторической науки и была ли альтернатива. Сергей Крих – доктор исторических наук, профессор исторического факультета Омского государственного университета имени Ф. М. Достоевского.

Инфинитивная поэзия, по определению А. К. Жолковского, – это стихи, написанные в неопределенном наклонении (как «Грешить бесстыдно, непробудно…» А. А. Блока) и посвященные типовой лирической теме: размышлениям о виртуальном инобытии. Перед нами первая в своем роде антология, которая близка таким собраниям, как «Русская эпиграмма», «Русская эпитафия» или «Русский сонет», но отличается от них более формальным – поэтико-синтаксическим – принципом отбора. В антологию вошли три с лишним сотни образцов инфинитивной поэзии, от Тредиаковского до классиков прошлого века, а в комментариях к ним приводятся аналогичные фрагменты из других произведений тех же авторов, а также иноязычные источники и параллели. Для описания инфинитивных пассажей разной длины и синтаксической структуры в комментариях применяется специально разработанная система описания, исходящая из понятий «поэзии грамматики» Р. Якобсона и «семантического ореола» К. Тарановского – М. Гаспарова.

Русский язык не был родным языком Сталина, его публицистика не славилась ярким литературным слогом. Однако современники вспоминают, что его речи производили на них чарующее, гипнотическое впечатление. М. Вайскопф впервые исследует литературный язык Сталина, специфику его риторики и религиозно-мифологические стереотипы, владевшие его сознанием. Как язык, мировоззрение и самовосприятие Сталина связаны с северокавказским эпосом? Каковы литературные истоки его риторики? Как в его сочинениях уживаются христианские и языческие модели? В работе использовано большое количество текстов и материалов, ранее не входивших в научный обиход. Михаил Вайскопф – израильский славист, доктор философии Иерусалимского университета.

В гуманитарном мире сложился устойчивый образ О. Мандельштама – сложного, «темного» поэта, чьи стихи нуждаются в кропотливой дешифровке. Увлеченные поисками интертекстуальных связей, филологи зачастую игнорируют первооснову мандельштамовской лирики – язык. В своей монографии «К русской речи» П. Успенский и В. Файнберг исследуют роль идиоматики в поэтическом языке Мандельштама: как поэт систематически использует фразеологию для создания сложных поэтических образов и подчас загадочных смыслов. Идиоматика, по мнению авторов, определяет не только смысл строк или строф, но иногда и развитие всего стихотворения, что позволяет считать русский язык главным «вдохновителем» поэта. Предложенная авторами когнитивная модель восприятия творчества Мандельштама дает ответ на вопрос, почему его стихи, несмотря на всю их «эзотеричность», кажутся интуитивно понятными и сохраняют силу поэтического высказывания для нескольких поколений читателей. П. Успенский – кандидат филологических наук, PhD, доцент Департамента истории и теории литературы Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики». В. Файнберг – выпускница Школы филологии, магистрантка программы «Цифровые методы в гуманитарных науках» (Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики»).

В первой половине 1920‐х годов важнейшим центром русской литературы за рубежом становится Берлин. Здесь происходит формирование особой писательской среды, в которой биографические вопросы «где и как жить» сопрягаются с вопросами поэтологическими – «как и для кого писать дальше». К числу ключевых фигур русского Берлина относится Владислав Ходасевич (1886–1939), который в Германии начинает писать «Европейскую ночь» – свою последнюю и самую знаменитую книгу стихов. В лирических образах и поэтических нарративах, действие которых происходит на померанско-бранденбургских курортах или в урбаническом угаре берлинского метрополиса, Ходасевич разрабатывает способы письма и самоописания литературы, во многом ставшие парадигматичными для поэзии русской эмиграции. Берлин на закате старой Европы оборачивается хронотопом пораженческого зазора, поэтическая и биографическая точка невозврата пройдены, и лирическому герою остается одно – форсировать и протоколировать болезненное разложение русского модернизма. Удивительно, что «Европейская ночь», столь важная книга как для Ходасевича, так и для русской поэзии в целом, до сих пор остается недостаточно изученной. Настоящая работа призвана восполнить этот пробел. Ярослава Ананко – доктор филологических наук, научная сотрудница Института славистики Берлинского университета им. Гумбольдта.

А. И. Рейтблат – ведущий специалист по исторической социологии русской литературы. В своих исследованиях он рассматривает литературу как социальный институт и отдает предпочтение сюжетам, которые обычно обходят стороной литературоведы: «низовой» словесности; писателям, не удостоенным статуса классиков; механизмам формирования литературной репутации; становлению в России авторского права; писательским гонорарам; взаимодействию авторов, редакторов, цензоров, книготорговцев и т. д. В новый сборник работ А. И. Рейтблата вошли статьи и материалы за 2014–2020 годы. Продолжая линию предшествующих исследований, автор пишет о социальных механизмах возникновения литературной классики; о социологии литературного скандала; о риторических стратегиях оправдания крепостного права в первой половине XIX века; о взаимоотношениях писателя, издателя и журналиста Ф. В. Булгарина – одного из главных героев научной деятельности Рейтблата – с современниками; о ярких судьбах давно забытых фигур: писателя Феоктиста Улегова и актрисы Елизаветы Шабельской. Все эти тексты связывает подход к литературе как явлению, которое нельзя в полной мере понять, оставив в стороне его связи с государством, экономикой, моралью, религией и другими социальными институтами.

Книга известного историка культуры посвящена дискурсу о русских сектах в России рубежа веков. Сектантские увлечения культурной элиты были важным направлением радикализации русской мысли на пути к революции. Прослеживая судьбы и обычаи мистических сект (хлыстов, скопцов и др.), автор детально исследует их образы в литературе, функции в утопическом сознании, место в политической жизни эпохи. Свежие интерпретации классических текстов перемежаются с новыми архивными документами. Метод автора – археология текста: сочетание нового историзма, постструктуралистской филологии, исторической социологии, психоанализа. В этом резком свете иначе выглядят ключевые фигуры от Соловьева и Блока до Распутина и Бонч-Бруевича.

Книга предлагает новый, неожиданный взгляд на русскую эпоху fin de siècle в контексте ее многочисленных связей с общеевропейским дискурсом вырождения. Если до сих пор литературоведы ограничивались указанием на параллели между критикой культуры с биомедицинских позиций, с одной стороны, и русской декадентской и символистской литературой – с другой, то Николози рисует широкую панораму антимодернистского по своей сути дискурса о вырождении, сложившегося в результате тесного взаимодействия литературы и психиатрии. В книге рассмотрены разнообразные превращения нарратива о дегенеративном упадке: поэтика натурализма и судебно-психиатрические исследования, литература о жизни преступного мира и криминальная антропология, литературный дарвинизм и евгеника. При этом консервативной в политическом отношении психиатрии и литературе позднего реализма и натурализма отводятся равно важные роли в формировании, изменении и критической проверке различных нарративов о вырождении. Такая перспектива позволяет выявить неочевидные сближения в творчестве как полузабытых, так и прочно вошедших в литературный канон русских писателей: Д. Н. Мамина-Сибиряка и Ф. М. Достоевского, П. Д. Боборыкина и М. Е. Салтыкова-Щедрина, В. А. Гиляровского и Л. Н. Толстого, А. И. Свирского и А. П. Чехова.

В 1831 году состоялась первая публикация статьи Н. В. Гоголя «Несколько мыслей о преподавании детям географии». Поднятая в ней тема много значила для автора «Мертвых душ» – известно, что он задумывал написать целую книгу о географии России. Подробные географические описания, выдержанные в духе научных трудов первой половины XIX века, встречаются и в художественных произведениях Гоголя. Именно на годы жизни писателя пришлось зарождение географии как науки, причем она подпитывалась идеями немецкого романтизма, а ее методология строилась по образцам художественного пейзажа. Опираясь на понятие географического воображения, разработанного в интеллектуальной истории за последние несколько десятилетий, И. Видугирите впервые рассматривает интертекстуальные пересечения творчества Гоголя с географическим дискурсом его времени. Автор не только прослеживает связь между пространственными образами писателя и конкретными географическими и картографическими источниками, но и показывает, что Гоголь одним из первых в России сформулировал принципы, которые легли в основу современной географии.

Изучая трёхтысячелетнее развитие философской мысли Европы и Азии, автор критикует трактовку некоторых категорий (понятий), а в отдельных – видит заблуждения. На основной, животрепещущий вопрос Социума: «Почему человека с древнейших времён сопровождают непрекращающиеся Беды, Войны, Невзгоды?» – Философия стандартно отвечает: «Человек сам себе строит козни». Любомудрие только констатирует проблему, а автор отвечает на этот вопрос.

Автор рассматривает произведения А. С. Пушкина как проявления двух противоположных тенденций: либертинажной, направленной на десакрализацию и профанирование существовавших в его время социальных и конфессиональных норм, и профетической, ориентированной на сакрализацию роли поэта как собеседника царя. Одной из главных тем являются отношения Пушкина с обоими царями: императором Александром, которому Пушкин-либертен «подсвистывал до самого гроба», и императором Николаем, адресатом «свободной хвалы» Пушкина-пророка. Важной составляющей исследования является анализ публичного поведения поэта, понимаемого здесь как самоценный продукт пушкинского творчества. Автор показывает, как публичное поведение Пушкина становится тем образом, по которому современники судили о поэте и который формировал его социальную репутацию. Заключительные главы посвящены рецепции Пушкина шестидесятниками и Ф. М. Достоевским, который, вслед за Гоголем, объявил Пушкина пророком.

В книге рассматривается процесс формирования литературы как культурного института в Западной Европе в XIX столетии и раскрывается взаимосвязь двух, на первый взгляд, далеких друг от друга явлений культурной жизни: «века буржуа» и «века литературы». В фокусе исследования – фигура буржуазного читателя, который оказался парадоксально сопричастен и рыночно-обменным, и эстетическим практикам своего времени. Особое внимание в книге уделяется типу литературного воображения, культивируемому в буржуазной среде: оно предполагало способность заинтересованного читателя соучаствовать в литературном эксперименте с формой, вступать в творческий диалог с автором и таким образом порождать в акте чтения своего рода новую социальность. Методами социологической поэтики анализируются и по-новому интерпретируются тексты классических поэтов – У. Вордсворта, Э. А. По, Ш. Бодлера, У. Уитмена и романистов – О. де Бальзака, Г. Мелвилла, Г. Флобера, Дж. Элиот, – в которых реализовался идеал свободной, публично-приватной коммуникации и эгалитарного сотрудничества читателя и автора.

В книге профессора И. П. Смирнова собраны в основном новые работы, посвященные художественной культуре XX века. В круг его исследовательских интересов в этом издании вошли теория и метатеория литературы; развитие авангарда вплоть до 1940–1950-х гг.; смысловой строй больших интертекстуальных романов – «Дара» В. Набокова и «Доктора Живаго» Б. Пастернака; превращения, которые претерпевает в лирике И. Бродского топика поэтического безумия; философия кино и самопонимание фильма относительно киногенной действительности. Несмотря на разнородность проблем, обсуждаемых в книге, составившие ее статьи можно читать как единый, внутренне связанный текст.

Зачем советскому государству понадобились сельские танцы на городской сцене? Как советские балетмейстеры изобретали народные танцы? Почему некоторые советские хореографы были более яростными противниками современных западных танцев, чем лидеры КПСС? Как участники танцевальной самодеятельности приватизировали сталинский проект массового художественного творчества, нацеленный на огосударствление досуга граждан? Чем советское хореографическое любительство отличалось от аналогов в других странах? Сочетая презентацию документов с историческими зарисовками и воспоминаниями о собственном опыте участия в советской художественной самодеятельности 1960–1980-х годов, поочередно меняя исследовательскую перспективу и оптику, автор поднимает эти и многие другие вопросы. Предлагая ответы на них, книга знакомит читателя с государственной политикой в отношении самодеятельного танца в СССР, с представлениями профессиональных хореографов о своих задачах в отношении танцевального фольклора и любительства, а также с микроисторией самодеятельного танцевального коллектива Челябинского тракторного завода.

Монография является первым масштабным исследованием русско-грузинских литературных связей постсоветского периода. Е. Чхаидзе проанализировала развитие литературного процесса через призму изменения политического климата, начиная с доимперского периода, продолжив советским и постсоветским. Автор вводит понятие «имперская литературная традиция», под которой подразумевается регулярное обращение не только к художественной литературе, но и к переводческой и научно-исследовательской деятельности в контексте отношений между Россией и Грузией. С помощью постимперских/постсоветских штудий, а также исследований мульти- и транскультурализма изучены произведения как известных, так и малоизвестных российских и грузинских писателей, обратившихся к теме постсоветских конфликтов, к судьбе представителей межкультурного пространства, а также проведен обзорный анализ структурных изменений в научной, переводческой и культурно-литературной среде после краха СССР.

В книге исследуются нехудожественные произведения Льва Толстого: дневники, переписка, «Исповедь», автобиографические фрагменты и трактат «Так что же нам делать?». Это анализ того, как в течение всей жизни Толстой пытался описать и определить свое «я», создав повествование, адекватное по структуре самому процессу бытия, – не литературу, а своего рода книгу жизни. Для Толстого это был проект, исполненный философского, морального и религиозного смысла. Ирина Паперно – филолог, литературовед, историк идей, профессор кафедры славистики Калифорнийского университета в Беркли.

First published as Irina Paperno, „Who, What Am I?“ Tolstoy Struggles to Narrate the Self by Cornell University Press, 2014. Copyright by Cornell University. Перевод с английского автора. © И. Паперно, русский перевод, 2018

Сборник статей о поэтике «новой прозы» Варлама Шаламова, о том, как организованы и из чего состоят «Колымские рассказы», почему они оказывают на читателей такое мощное воздействие, почему это воздействие не опознается аудиторией как художественное – и почему при этом даже два с половиной поколения спустя эта замечательная русская проза по-прежнему большей частью располагается в «зоне невидимости» породившей ее культуры.

Имя Саломеи, пленившей своим танцем царя Ирода и в награду попросившей голову Иоанна Крестителя, в переводе на русский язык означает «мирный», «спокойный», что никак не совпадает с многовековой репутацией этой роковой женщины. В книге Нежинской прослеживаются история возникновения мифа о Саломее и трансформации ее образа, а также становление и изменение отношения к этому новозаветному персонажу в различные эпохи в зависимости от господствующих в обществе представлений о гендерных ролях. Материалом этого богато иллюстрированного исследования стали работы таких художников, как Филиппо Липпи, ван дер Вейден, Тициан, Моро и Бёрдслей, а также произведения Малларме, Уайльда и Рихарда Штрауса. Розина Нежинская – профессор Иллинойского университета, США, преподает литературу и историю искусств, автор книги «Zinaida Vengerova: In Search of Beauty. A Literary Ambassador Between East and West», а также нескольких сборников стихов.

В книге Ирины Каспэ на очень разном материале исследуются «рубежные», «предельные» смыслы и ценности культуры последних десятилетий социализма (1950–1980-е гг.). Речь идет о том, как поднимались экзистенциальные вопросы, как разрешались кризисы мотивации, целеполагания, страха смерти в посттоталитарном, изоляционистском и декларативно секулярном обществе. Предметом рассмотрения становятся научно-фантастические тексты, мелодраматические фильмы, журнальная публицистика, мемориальные нарративы и «места памяти» и другие городские публичные практики, так или иначе работающие с экзистенциальной проблематикой. Автора при этом прежде всего интересует тема утопии, официальное отношение к которой на протяжении советской истории не было однозначным и неоднократно менялось. Выявляя особенности «утопического восприятия», книга предлагает не вполне привычный взгляд на место утопии в структуре позднесоветского опыта.

Моностих – стихотворение из одной строки – вызывает в сознании не только читателей, но и специалистов два-три давних знаменитых примера и новейший вал эстрадных упражнений. На самом деле, однако, это форма с увлекательной историей, к которой приложили руку выдающиеся авторы разных стран (от Лессинга и Карамзина до Эшбери и Айги), а вместе с тем еще и камень преткновения для теоретиков, один из ключей к извечной проблеме границы между стихом и прозой. Монография Дмитрия Кузьмина – первое в мире фундаментальное исследование, посвященное моностиху.

В настоящей монографии исследуются творчество и аспекты биографии мастера русского слова графа Дмитрия Ивановича Хвостова – его авторские травмы и практики, творческие стимулы и повседневные тактики, его пародическая личность и политическая идентичность в историческом разрезе и в контексте формирования русской поэзии. Автор, отталкиваясь от культурно-антропологического подхода, уравнивающего великих творцов и тех, кто способен лишь на забавные безделушки, доказывает, что только у такого народа, у которого есть Пушкин, мог появиться такой поэт, как Хвостов.

Книга посвящена интерпретации взаимодействия эстетических поисков русского модернизма и нациестроительных идей и интересов, складывающихся в образованном сообществе в поздний имперский период. Она охватывает время от формирования группы «Мир искусства» (1898) до периода Первой мировой войны и включает в свой анализ сферы изобразительного искусства, литературы, музыки и театра. Основным объектом интерпретации в книге является метадискурс русского модернизма – критика, эссеистика и программные декларации, в которых происходило формирование представления о «национальном» в сфере эстетической. Зависимость русской культурной традиции последних двух столетий от Запада, став источником напряжения и внутреннего конфликта в «эпоху национализма», приводила идеологов и практиков модернизма к поискам способов актуализации автохтонных (народных, допетровских, низовых) традиций и к провозглашению возврата к «национальным корням» как содержательного смысла эстетического эксперимента. Этот акт культурного конструктивизма имел существенное значение как для художественной, так и для интеллектуальной истории России; его анализ меняет представление о культурной динамике позднего имперского периода и о месте в ней экспериментального искусства.

Критика и история культуры обычно нацелены на прояснение смыслов, на превращение непонятного в понятное. Задача работ, составивших новую книгу М. Ямпольского, – не прояснять, но выявлять механизмы порождения неопределенного в культуре. В широкой междисциплинарной перспективе, охватывающей философию, эстетику, теорию и историю литературы и искусства, автор показывает, как в творческом процессе культуры работают категории неопределенности: «бесформенность», «хаос», «ничто», «случайность». Среди конкретных фактов культуры, иллюстрирующих этот процесс, – средневековая мистика, русская литература XIX–XX веков, эволюция филологии, кинематограф Сергея Эйзенштейна, Дзиги Вертова, Вуди Аллена, Александра Сокурова, Чжан Имоу.

Книга Елены Д. Толстой «Игра в классики» включает две монографии. Первая, «Превращения романтизма: „Накануне“ Тургенева» рассматривает осовременивание и маскировку романтических топосов в романе Тургенева, изучает, из чего состоит «тургеневская женщина», и находит неожиданные литературные мотивы, отразившиеся в романе. Вторая монография, «„Тайные фигуры“ в „Войне и мире“», посвящена экспериментальным приемам письма Льва Толстого, главным образом видам повтора в романе (в том числе «редким» повторам как способу проведения важных для автора тем, звуковым повторам и т. д.); в ней также опознаются мифопоэтические мотивы романа и прослеживаются их трансформации от ранних его версий к канонической. В последней части книги публикуются разборы («Невеста» Чехова) и статьи о классиках русской прозы ХХ века, исследующие малоизвестную публицистику Алексея Толстого середины 1910-х, реминисценции из современных авторов у Булгакова, а также прототипы двух персонажей раннего Набокова.