Скачать книги категории «Русская классика»

В книгу входят драматические произведения Пушкина: «Скупой рыцарь», «Моцарт и Сальери», «Каменный гость», «Пир во время чумы», объединенные в цикл «Маленькие трагедии». Поставленные с необыкновенной резкостью и остротой психологические, исторические или филосос]эские проблемы развиваются в этих произведениях во всей трагической противоречивости.

Для старшего школьного возраста.

«…В конце 1811 года, в эпоху нам достопамятную, жил в своем поместье Ненарадове добрый Гаврила Гаврилович Р**. Он славился во всей округе гостеприимством и радушием; соседи поминутно ездили к нему поесть, попить, поиграть по пяти копеек в бостон с его женою, Прасковьей Петровною, а некоторые для того, чтоб поглядеть на дочку их, Марью Гавриловну, стройную, бледную и семнадцатилетнюю девицу. Она считалась богатой невестою, и многие прочили ее за себя или за сыновей…»

«…Д'Аламбер сказал однажды Лагарпу: не выхваляйте мне Бюфона, [этот человек] пишет – Благороднейшее изо всех приобретений человека было сие животное гордое, пылкое и проч. Зачем просто не сказать лошадь. Лагарп удивляется сухому рассуждению философа. Но д'Аламбер очень умный человек и, признаюсь, я почти согласен с его мнением…»

«…По смерти Петра I движение, переданное сильным человеком всё еще продолжалось в огромных составах государства преобразованного. Связи древнего порядка вещей были прерваны на веки; воспоминания старины мало по малу исчезали. Народ упорным постоянством удержав бороду и русской кафтан, доволен был своей победою и смотрел уже равнодушно на немецкий образ жизни обритых своих бояр. Новое поколение, воспитанное под влиянием европейским, час от часу более привыкало к выгодам просвещения. Гражданские и военные чиновники более и более умножались; иностранцы в то время столь нужные, пользовались прежними правами; схоластической педантизм по прежнему приносил свою неприметную пользу. Отечественные таланты стали изредко появляться и щедро были награждаемы. Ничтожные наследники северного исполина, изумленные блеском его величия, с суеверной точностию подражали ему во всем, что только не требовало нового вдохновения…»

«…Когда весенняя улыбка Чело природы озарит, Когда в дыхании зефира Прольется сладость и восторг, Сильней сердца в груди забьются И кровь любовью закипит…»

«…Всех, великих и вечных во вселенной законов, всемогущим повелителем природы уставленных, ясно и совершенно представить, изъяснить и определить ограниченный разум не в состоянии, а некоторые из них замечать и открывать покушается. И хотя оные законы, может быть, совершенно и не доказаны, однако посредством разумных наблюдений и начал могут быть признаны вероятными и для дальнейших размышлении подают обильную материю. Под именем всеобщих законов природы разумеем мы не логические и онтологические аксиомы, как то: всякое существо есть одно, истинное, доброе; под именем тем не разумеем также начала противоречия и начала виновности. Но под именем всеобщих законов понимаем те, которые по всем природы владычествам, по всем классам и порядкам существ наблюдаются и везде суть одинаковы; кратко сказать: которыми природа везде управляется и которым вещественные и невещественные существа повинуются. Сии самые уставы философы доказывают или из множества опытов и из созерцания сея вселенныя, или из понятий о высочайшей премудрости зиждителя и творца всяческих, или, наконец, производят истину сию из способности человеческого представления. К сим законам, в космологии замечаемым, принадлежит главнейший из всех…»

В книге представлены лучшие произведения французской литературы в жанре новеллы и миниатюры. Бальзак и Проспер Мериме, Мопассан, А. Франс и Марсель Пруст каждый по-своему рассказывают необычные истории о жизни, о любви и творчестве. Особый интерес представляют миниатюры Марселя Пруста из его книги «Дни и наслаждения» (1896), впервые в полном объеме переведенные на русский язык Е. Айзенштейн.

В книге Игоря Соколова «Мой Вуди Аллен» собраны самые лучшие мысли американского кинорежиссера, киносценариста, актера, писателя, драматурга и музыканта, и на эти мысли написаны стихи – медитации Игоря Соколова, создающие осмысление и проекцию мыслей Вуди Аллена ещё дальше, в перспективу нашего Космоса.

«Могучим потоком движется жизнь все «вперед – и выше», «вперед – и выше», увлекая за собой все живое и жизнеспособное, заражая бодрым, радостным настроением, суля бесконечные перспективы. «Пусть сильнее грянет буря» – льется песнь буревестника, и эта песнь наполняет душу не страхом перед стихией, а мужеством и жаждой жизни, сознанием силы, переливающейся «живчиком по жилочкам» и рвущейся к делу. И среди этого могучего хора пробуждающейся весны жалким диссонансом звучат заунывные голоса отмирающего поколения, пережившего свои мечты и желания…»

«Когда ночь опускает свой покров на поле битвы и разделяет борющихся, – наступает момент учета итогов дня, определения потерь и завоеваний. Тогда разбитый противник спешит отступить под прикрытием темноты, а победители, не рискуя преследовать во мраке, предаются торжеству и радости. На поле битвы остаются только трупы и раненые, – и вот среди них начинают появляться темные фигуры мародеров, шарящие по карманам, снимающие кольца с рук, образки с груди. Ибо ночь после битвы принадлежит мародерам…»

«Если вы попросите современного интеллигентного русского читателя назвать наиболее талантливых авторов наших дней, он, наверное, на одно из первых мест – если не на первое – поставит Леонида Андреева. И тем не менее этот самый читатель прочитывает каждую новую вещь Андреева с неудовлетворенным чувством: «Нет, это не то; эта вещь автору не удалась». И почти все, что дал литературе Л. Андреев, сводится в конце концов к длинному ряду таких неудавшихся произведений…»

«Вчера минуло шестьдесят лет с того дня, когда передовая Россия опустила в могилу слабое, измученное тело одного из величайших своих мыслителей и борцов – В. Г. Белинского…»

«Тяжела подчас бывает доля руководителей „солидного“ органа, рассчитанного на читателей из „порядочного“ общества. Жизнь вращается по своим собственным законам, не всегда согласным с формулой „солидных“ органов, и поворачивается к читателям их нередко такой стороной, что „солидные“ органы только руками разводят от недоумения. А наивный читатель с навязчивостью enfant terrible'a пристает с вопросами: „Папа, а это что?“ Волей-неволей приходится допускать на страницах органа обсуждение таких вопросов, о которых и думать бы не хотелось… В такое тяжелое положение был недавно поставлен самый „солидный“ из наших журналов – „Вестник Европы“…»

«Когда вы читаете произведения Островского, когда вы всматриваетесь в изображаемое им «темное царство», вы невольно подмечаете одну характерную черту: есть нечто, объединяющее всю эту массу типов, нечто общее и добрым и злым среди них, и бедным и богатым, и глупым и умным. Как бы они ни разнились по индивидуальным вкусам, положениям, способностям и наклонностям, как бы ни смотрели в частном случае на тот или иной вопрос, всех их объединяет одна общая, психологическая печать…»

«Глубоконравственная и высокоталантливая пьеса Е. Чирикова „Марья Ивановна“, шедшая в городском театре в первый раз 1 января с. г., состоит в сущности не из 4-х, а из 5-ти действий. Однако ввиду тревожного времени дирекция отказалась от постановки 5-го действия, которое производит на зрителя потрясающее впечатление силой своего нравственного негодования и глубиной морального проникновения. Но общественные недуги опасно исцелять такими сильными средствами…»

«Недавно на страницах „Русского слова“ был возбужден г-ном П. Боборыкиным интересный и весьма злободневный вопрос об отношении между „отцами“ и „детьми“, или вернее – в постановке автора – об отношении „детей“ к „отцам“. Только с такой стороны рассматривает г-н Боборыкин этот больной вопрос…»

«Крупная фигура Дм. Ив. Писарева, промелькнувшая, как метеор, в 60-е годы и вызвавшая целую бурю в современной ему критике, до сих пор еще мало освещена. Борьба, которую пришлось ему вести за свою короткую, едва семилетнюю деятельность, значительно способствовала неизбежному субъективизму суждений и надолго окружила его фигуру пеленою предвзятых мнений…»

«К концу первой половины прошлого века, ко времени разложения старого дворянства, в передовых по образованию кругах русского общества сложился новый тип гуманных, просвещенных людей несколько барского типа, облагородивших вынесенные из дворянской среды навыки нежным участием к обездоленным, любовью к свету и культуре, ненавистью к крепостническому укладу…»

«В юношеские годы И. С. Тургенев дал „Аннибалову клятву“ – бороться с величайшим злом своего времени – крепостным правом. Эта задача составляла, так сказать, остов всей общественной деятельности не только одного Тургенева, но и всех свободомыслящих людей его поколения. От умеренного, профессорски педантичного Грановского до „неисправимого социалиста“ (по его словам) Герцена – всю передовую интеллигенцию захватывала всецело эта задача…»

«Кольцов не старался знать, что он значит, – и он был прав. Не поэта дело определять свое значение для литературы и для общественной жизни. Его дело – творить свободно, как подсказывает ему его непосредственное чувство, а критика пусть уже судит, что он значит…»

«Тот, кому выпало на долю бытописать тусклую, серую жизнь русского обывателя 80-х годов, сам испытал на себе всю тягость этой тусклой и серой действительности. У нас мало писателей, которым удавалось бы с первых же шагов своей деятельности завоевать известность, симпатии, положение в обществе. Но из этих немногих редко кому приходилось пробивать себе путь в такой серой и тусклой среде…»

«Если Гаршину и Надсону приходилось жить и работать в обстановке, доведшей одного до крайнего пессимизма и преждевременной смерти, другого до умопомешательства и самоубийства, то в эпоху Чехова эта обстановка стала еще пошлей, еще гаже…»

«В моменты внутреннего перелома жизни общества, а следовательно, и перелома в литературных вкусах и формах появляются часто крупные художники, настолько новые и настолько разнообразные в своей новизне, что после них целое поколение идет указанными ими путями и разрабатывает намеченные ими формы. На грани 80-х и 90-х годов таким многосторонним новатором явился у нас А. П. Чехов…»

Игра. Свет. Детские и наивные мечты вперемешку с непоколебимой истиной. Взрослые мысли в детском сознании, трагедия в форме игры, смерть в форме праздника. Небольшой сборник рассказов – всего восемь. Незамысловатый и простой мир – «Дети и Радуга».