Скачать книги категории «Литература 19 века»

«В осеннюю гололедицу, возвращаясь домой со сбора милостыни, бабушка Акулина поскользнулась, упала и сильно разбилась. Когда она барахталась на панели, пытаясь встать, её увидел знакомый полицейский, подошёл к ней и, думая, что она, по обыкновению, „выпимши“, стал ругаться…»

Впервые напечатано в ноябре 1898 года с подзаголовком «Беседа».

Без подзаголовка рассказ включался автором во вес собрания сочинений.

В письме к И.Е.Репину от 23 ноября 1899 года М.Горький сообщал: «Читателя» я написал года четыре тому назад» (Архив А.М.Горького).

Подготавливая в 1898 году рассказ для печати, М.Горький, по-видимому, значительно переработал первоначальный текст, что видно из переписки его с Ф.Д.Батюшковым.

В рукописи рассказа, посланного первому его издателю, заглавие ещё не было определено. В письме к Батюшкову от 27 сентября 1898 года Горький назвал его «Воздаяние», а в письме от 9 октября того же года предлагал назвать: «Первый рассказ», «Читатель», «Некто». «Последнее, – писал Горький, – быть может, самое лучшее… Назовите вы, пожалуйста…» (См. переписку М.Горького с Ф.Батюшковым в книге «М.Горький. Материалы и исследования», т. II, 1936.) В гранках первого набора рассказ был озаглавлен: «Разговор с читателем (фантазия)».

Горький зачеркнул этот заголовок и надписал «Читатель». В первой публикации, однако, добавлен подзаголовок «Беседа».

Печатается по тексту, подготовленному М.Горьким в 1923 году для собрания сочинений в издании «Книга».

Впервые напечатано в «Самарской газете», 1896, номер 67, 24 марта.

В собрания сочинений не включалось.

Печатается по тексту «Самарской газеты».

Впервые напечатано в журнале «Новое слово», 1896, номера 9 и 10, июнь-июль, под заглавием «Тоска (Страничка из жизни одного мельника)».

Включалось автором в «Очерки и рассказы», 1898, и во все собрания сочинений.

Слово «ли», взятое в прямые скобки, введено в текст редакцией.

Печатается по тексту, подготовленному М.Горьким для собрания сочинений в издании «Книга».

Впервые напечатано в газете «Нижегородский листок», 1896, номер 153, 5 июня, в разделе «Фельетон». Подпись: Некто Х.

Принадлежность М.Горькому этого псевдонима подтверждена им самим в письме к Е.П.Пешковой от 1 июня 1896 года (Архив А.М.Горького).

Очерк «Артист» в собрания сочинений не включался.

Печатается по тексту газеты «Нижегородский листок».

Впервые напечатано в газете «Нижегородский листок», 1896, номер 163, 15 июня, в разделе «Маленький фельетон». Подпись: Некто Х.

В собрания сочинений очерк не включался.

Печатается по тексту газеты «Нижегородский листок».

Впервые напечатано с цензурными изъятиями в газете «Волжский вестник», 1893, номер 211, 18 августа; номер 212, 19 августа; номер 214, 21 августа. Подпись: М. Г-ий. Цензорский экземпляр был обнаружен после смерти Горького в казанском архиве.

Горький предполагал включить «Месть» в III т. «Очерков и рассказов».

В собрания сочинений рассказ не включался.

Печатается по тексту газеты с восстановлением вычеркнутого цензурой.

Впервые напечатано в газете «Волжский вестник», 1893, номер 233, 12 сентября, с цензурными изъятиями. Подпись: М. Г-ий.

После смерти Горького цензурный экземпляр газеты был найден в казанском архиве.

Сохранилась черновая рукопись рассказа с несколькими различными концами спора между Пороком и Добродетелью – героями произведения.

Рассказ в собрания сочинений не включался.

Печатается по тексту, опубликованному в «Волжском вестнике» с восстановлением вычеркнутого цензурой.

Это увлекательное повествование о невероятных приключениях мага и его юной наложницы. История начинается в Древнем Египте, продолжается в Древнем Риме и завершается в наши дни. Сквозь времена и годы провели героев жажда счастья и борьба с судьбой.

«…У обоих слепцов слух и осязание были тонко развиты, но у мальчика они были развиты лучше. Самый легкий, чуть слышный, скрадывающийся шорох не ускользал от его внимания, самый обыкновенный шум и стук пугали его, заставляли вздрагивать. Легкое веяние воздуха он чувствовал на своем лице так же хорошо, так же явственно, как мы чувствуем дуновение ветра…»

«…В ту минуту за окном послышался шорох, ветви сиреней, росших под окном, заколебались, хотя ветра вовсе не было и в воздухе стояла тишь. Затем послышалось, что по стене как будто кто-то карабкался, – и в то же мгновенье в окне показалось веселое, смеющееся личико Милочки с мокрыми волосами – и растрепанными достаточно для того, чтобы окончательно привести в ужас бабушку…»

«…Старуха усмехнулась. Ринальд внимательно посмотрел на нее, на ее выпрямившийся стан и на серьезное лицо. И вдруг припомнились ему слышанные в детстве от матери песенки и сказки про добрых и злых духов, да про волшебниц; ожила в нем на мгновенье прежняя детская вера в чудеса, – сердце его ёкнуло и сильно забилось…»

«…Зимою дети, конечно, не могли встречаться, но весною – другое дело… Когда снег сошел, земля пообсохла, Боря, несмотря на строгое отцовское запрещение и на его угрозы «кабинетом», украдкой стал пробираться в Ильяшевский сад и, наконец, однажды повстречался там с Ниночкой…»

«…Мороз все пуще и пуще щипал ей руки и лицо… Пройдя два переулка, Лиза остановилась на углу и стала опять усиленно озираться по сторонам – в надежде увидать знакомый дом или какую-нибудь знакомую вывеску. Ничего нет похожего на их Воздвиженскую улицу!.. Лиза просто пришла в отчаяние. Ее голым ручонкам стало так больно, так стало колоть концы пальцев, что Лиза не выдержала и горько заплакала. А большой, тяжелый хлеб, казалось, еще более отяжелел и едва не падал у нее из рук…»

Роман «Заколдованный замок» – увлекающий и интригующий, – раскрывает судьбу маркиза Беранжэ – последнего отпрыска древнего рода де Верделэ, потерявшего всякое представление о добре и зле и признававшего только один закон – свое удовольствие.

Ради получения наследства своего дядюшки он женится на его воспитаннице Алисе де Руврэ, обрекая ее чистую и невинную душу на безысходную и одинокую жизнь. И только переезд молодой четы Беранжэ в родовое гнездо баронов де Верделэ, где невероятным образом начинают оживать древние легенды о кровавых преступлениях его бывшего владельца, круто меняют их судьбу…

«Во время всех пяти актов место действия остается то же: большая комната, гостиная и столовая вместе. Хорошая, но буржуазная обстановка. Пианино, книжный шкаф, около него на стене портреты современных ученых, у между ними Дарвин и Геккель, есть и теологи. Над пианино – портрет масляными красками пастора в облачении. По стенам несколько библейских картин, копий со Шнорра фон-Карольсфельда. Слева одна, а справа две двери. Дверь слева ведет в кабинет Ганса Фокерат; одна из дверей направо – в спальню, другая в сени. Комната не особенно глубока. Два полукруглых окна и стеклянная дверь выходят на веранду. Из окон и двери виден сад, озеро и за ним Мюггельские горы.…»

«…Квартира представляла ряд маленьких, тесных комнат, похожих на клетки для зверей. Все они выходили окнами на второй двор, не отличавшийся чрезмерной чистотой; в каждую шла дверь из узкого тёмного коридора, каждая была обставлена настолько, насколько это было необходимо для того, чтобы существовать. В комнате полагалась кровать, стол, два стула; на стене вешалка для платья. В двух стояли комоды, за что взыскивалось рубля на два дороже…»

«…Вдруг ослепительная молния загорелась над землей и в ее неверном, красноватом освещении на несколько мгновений озарились степные дали, три высокие старые сосны и холм и на холме девочка. С белым цветком в руке, выпрямившись и слегка закинув голову, стояла она на вершине холма, обратив свое побледневшее лицо к черным, грозным тучам, тяжело нависшим над ее головой. Порывистый ветер, как бешеный, рвал и крутил на ней платье, развевал ее черные волосы…»

«…Однажды, когда мужа не было дома, когда он, по его словам, отправился на охоту, Азальгеш прикрепила один конец лестницы в амбразуре окна, другой сбросила вниз и по этой тонкой, паутинной лестнице смело и быстро спустилась наземь. Потом она перешла Юрзуф вброд в том месте, где река была мелка и каменисто ее дно…»

«…Посмотрел Степа вверх, – вверху месяц и яркие звезды горят, и нет им числа. И далекие звезды как будто мигают ему. Заглянул Стена дедушке в лицо – и вздрогнул, отшатнулся. Дедушкины дырявые глаза блеснули при месяце, точно живые, а на ледяных губах как будто улыбка мелькнула. И жутко, страшно стало Степе, бегом пустился он домой, не чуя земли под ногами…»

«…Театр полон. Сотня газовых рожков, ярко освещающих зрительный зал, весело подмигивают друг другу, как бы сочувствуя и радуясь успеху антрепренёра. Верхняя публика волнуется, шумит, стучит, требует начала, выражает нетерпение. Солидные люди, с достоинством занимающие места в партере, учащённо посматривают на часы. Взоры всех от времени до времени устремляются в оркестр на дирижёрское место, которое пусто. Скоро ли он придёт? Скоро ли взмахнёт он своей волшебной палочкой, и вслед затем польются божественные аккорды?..»

«…Село Заброшенное молчаливо повиновалось своему избраннику, Климентию Верзиле, несмотря на то, что партия недовольных с каждым днём росла неимоверно. Разочарование наступило, впрочем, уже через два месяца после избрания, так как и в это короткое время голова достаточно доказал свою администраторскую неспособность. Климентий Верзило был мужик зажиточный и почтенный. Самою высшею его добродетелью была бесконечная сердечная доброта: известно было за достоверное, что он мухи не обидит. Потому его все любили и, что всего удивительнее, любили и теперь, когда его управление создало так много недовольных. Правда, что в головы он не годился. Он был слишком мягок и добр, он не умел даже прикрикнуть хорошенько, не говоря уже о том, что об употреблении кулака он не имел ни малейшего понятия…»

«…Верстах в сорока от нашего села проживал много лет тому назад двоюродный дядя моей матери, отставной гвардии сержант и довольно богатый помещик, Алексей Сергемч Телегин – в родовом своем имении Суходоле. Он сам никуда не выезжал, а потому и не посещал нас; но меня, раза два в год, посылали к нему на поклон – сперва с гувернером, а потом одного. Алексей Сергеич принимал меня всегда очень радушно – и я гащивал у него дня по три, но четыре. Зазнал я его уже стариком; в первый мой приезд мне, помнится, было лет двенадцать; а ему уже за семьдесят лет перевалило. Родился он еще при императрице Елизавете – в последний год ее царствования. Он жил один с своей женой, Маланьей Павловной; она была лет на десять моложе его. Двух дочерей он с ней прижил; но они уже давно вышли замуж и редко посещали Суходол; между ними и их родителями черная кошка пробежала, и Алексей Сергеич почти никогда не упоминал о них…»

«…В нем было всё нужное для того, чтобы сделаться бичом своей семьи. Он родился здоровым; родился богатым – и в теченье всей своей долгой жизни, оставаясь богатым и здоровым, не совершил ни одного проступка, не впал ни в одну ошибку, не обмолвился и не промахнулся ни разу.…»